Иоанна Хмелевская - Бабский мотив [Киллер в сиреневой юбке]

Роберт мерно кивал головой, словно заведённый.

— Живительно, что пьяный вдрабадан Выдуй никаких фортелей не выкидывал, ничего не прятал и не выбрасывал, за это я могу хоть руку в огонь сунуть!

— Тоже мне Муций Сцевола…

— Зато Чечак Стефания…

— У меня тут её показания. Подумать только, у бабы с языка такие бесценные сведения рвались, а мы наплевали на неё! Что за проклятое богом следствие, я столько ошибок в жизни не совершил даже зелёным новичком!

— А все из-за баб…

— Может быть. Если я что-нибудь такое скажу при собственной жене, она мне башку оторвёт или еды не даст и уважать перестанет до самой смерти…

— А в жене самое главное — уважение? — изумился Роберт.

— Женишься — узнаешь, — вздохнул Бежан. — Чечак Стефания, в безумной надежде стать главным свидетелем в суде, даёт показания, что собственными глазами видела, как подруга покойной выходила из её квартиры в конкретный день, час и так далее, то есть примерно часа через два, два с половиной после её смерти. Исходя из слов очевидца на крыше и соседки с занавесками, можно высчитать, что выстрел произошёл в шестнадцать пятьдесят пять, плюс-минус две минуты. На это мы и должны опираться, потому что остальные свидетели дают слишком широкий разброс времени. А Чечак подглядывала…

— Она вовсе не подглядывала, она случайно увидела.

— Один черт. Около девятнадцати часов, может, чуть позже, потому что она как раз включила телевизор, и на первом канале уже шёл мультик для детей. Так вот соседка настаивает, что дверь запирала как раз эта самая Улька.

— Знаешь, будь Борковский хоть министром иностранной торговли…

— Никакой он не министр.

—..а обыск у него надо сделать.

— Хорошо, сделаем, прокурор даст санкцию, хотя и ему вся история покажется полным идиотизмом. Не до такой же степени она глупа, чтобы до сих пор не избавиться от улик? Но попробовать стоит. Послушай, а ведь Борковская тоже бывший прокурор, может, она через своих это все устроит? Хотя нет, она пальцем не шевельнёт. А может, прокурор Весоловский знает Борковскую? И сам рискнёт дать ордер на обыск?

— Если не рискнёт, то будет дураком и свиньёй! — решительно рубанул Роберт. — В конце концов, перед Борковским можно извиниться, он ведь интеллигентный мужик, сам поймёт, что как-то надо сужать круг подозреваемых… Кто не рискует, тот не пьёт шампанское!

Бежан задумчиво посмотрел на коллегу.

— Помнится мне, ты некогда рискнул. То-то шампанского напился!

Гурский покраснел.

— Ну и хорошо. Пусть так. Если уж я должен что-то делать, буду это делать как следует или вовсе не стану. Ничего, что я варшавянин, поеду рубить уголь, вернусь в дорожную полицию, женюсь на деревенской девке с коровами, лошадьми и овсом…

— Лошади уже не в моде.

— Ну с овцами и свиньями. Начну строить дамбы…

Бежан вздохнул.

— Слушай, давай оставим в покое овец и дамбы, — кротко предложил он. — Мы остановились на пиджаке, который нашёлся в доме у покойной, запачканный, без ключей, а принесла этот пиджак, судя по всему, Уршуля Борковская, урождённая Белка, вдохновительница травли первой Борковской, Барбары. Идём дальше по доказанным фактам.

— Без обыска, в квартире Борковских мы ничего не сможем сделать, — упрямо стоял на своём Гурский.

— Минутку. Обыск мы проведём. Может, ещё сегодня. Тут у меня показания обожателя покойной с десятилетним стажем, автомеханика. Зовут его Бартоломей Викац, и он утверждает, что у его ненаглядной Фели действительно была подруга, некая Уля, по фамилии то ли Белянка, то ли Бялка, то ли Баласик, то ли Билка… но точно на «Б». В любом случае он её узнал на фото. Но, бог ты мой, где тут мотив?!

— Ну, может, там ещё что-нибудь есть… — промямлил Роберт, глядя на начальника бараньим взглядом.

— Есть, отчего же. Описания. Из «Макдоналдса». Учительницы. Стефании Чечак. Зенобии Вишневской. Выдуя. Соседки напротив и театрального электрика. У меня самого уже шарики за ролики заходят. Получается такое, во что невозможно поверить, и я лучше с работы уйду, чем сдам в прокуратуру подобные бредни.

Мотив преступления упорно подкладывал полицейским свинью. Относительно дружбы Уршули Борковской с Бальбиной Фелицией Борковской они уже не сомневались, кроме всего прочего, в квартире покойной среди разного хлама и мусора нашлась фотография десятилетней давности, где обе стояли в обнимку. Одежда, которой осиротевший Выдуй не посмел даже коснуться, явно указывала на деятельность покойной, связанную с подражанием в каждой мелочи Барбаре Борковской, прокурору и журналистке. Подтверждали это и беспристрастные свидетели: главный редактор одной из газет, довольно известный писатель, фоторепортёр… Бежан с Гурским нашли и допросили всех.

Правда, цель маскарада по-прежнему вызывала сомнения. Если верить показаниям Зенобии Вишневской, бывший муж Барбары Борковской настолько поглупел от новой страсти, что и никакого маскарада не надо было, чтобы увести его от жены. По мнению других свидетелей, травля объяснялась стремлением изгнать Барбару Борковскую из прокуратуры, поскольку она упорно противилась взяткам. Но как бы то ни было, обе цели были достигнуты, поэтому травля должна была заглохнуть сама по себе, а тут — ничего подобного, она продолжалась, перечёркивая следствию все гипотезы!

Так, может, затем её и продолжали? Чтобы замести все следы, все запутать и раздуть сомнения? Но в таком случае вторая жена в роли организатора спектакля отпадала сразу. Бежан лично с ней познакомился и твёрдо решил, что Уршуля для этого слишком глупа. Скорее на эту роль подходил Борковский, который по таинственным причинам мог, например, возненавидеть первую жену…

Однако лично укокошить Фелю ему бы никак не удалось, потому что он действительно был в Швеции. Но шанс нанять убийцу у него был:

— Только кого нанять? — сердито фыркнул Гурский. — Блондинку? Собственную вторую жену? А потом и от неё избавиться? Неужели избавляться от этих жён нельзя как-нибудь без экзотики?

Тут Бежан, благодаря таинственному озарению, осознал ещё один собственный промах и с трудом сдержал страдальческий стон. Что за холера задурманила ему мозги с самого начала следствия, да так, что он творит одни только глупости! И Гурский хорош, оба они отупели без меры, один только пёс остался в здравом уме!

— Да чтоб оно лопнуло! — в сердцах выругался он — не пёс, конечно, а Бежан. — Автомобиль! Микроследы! Ведь у этой Уршули есть белая «тойота-королла», а мы тут как бараны безмозглые! Ищем-ищем несчастный мотив, а тем временем все следы испарятся, мы же ухо от селёдки найдём, а не улики! Хватит дурака валять, устроим обыск и возьмёмся за эту дамочку как следует, может, что-нибудь из неё и выжмем, а «короллу» в первую очередь надо обследовать.

Лети к Весоловскому за ордером, и чтобы пулей и мухой!

Свою блистательную идею я провела в жизнь, можно сказать, незамедлительно. Возможно, я бы обдумывала её до следующего дня. Кабы не взволнованная Мартуся, которая насильно вытолкала меня из дому. С утра пораньше ей надо было возвращаться в Краков, поэтому она возжелала лично увидеть результаты моих замыслов. Сию же минуту!

Адрес Стефана Борковского я получила без малейшего труда и заранее. Барбара Борковская не скрывала, что её дети тоскуют в роскоши пятикомнатных апартаментов, правда, в спальном районе Урсинов, зато в кирпичном доме, а не в мерзком панельном шалаше… В фирме от какого-то дежурного на телефоне я узнала, что Борковский засел в Швеции. Значит, вторая жена пребывает в одиночестве и можно её отловить под каким-нибудь предлогом. Чего я собиралась этим добиться, одному Богу ведомо, но позже оказалось, что Мартуся в своих ожиданиях была совершенно права — я подъехала к дому Борковских, припарковалась рядом с белой «тойотой-короллой» и поднялась на второй этаж. Двери нужной квартиры оказались приоткрыты.

Прежде чем до меня донеслись голоса, я успела крепко перепугаться. Обычно приоткрытая дверь не предвещает ничего хорошего, а мне совершенно не хотелось натыкаться на очередной труп.

Однако мои подозрения быстро затухли, потому что люди, как правило, не ведут бесед с трупами.

Разве что там затаился психопат, а вот их я панически боюсь.

Я снова замерла. Позвонить в дверь? Постучать? Войти без стука? Заглянуть?

Последнее мне больше всего пришлось по вкусу, я слегка толкнула дверь и осторожно заглянула.

В глубине просторной прихожей что-то стояло. Стояло оно так, что на миг показалось мне, чересчур реалистичной скульптурой, поставленной для красоты. Но поскольку украшать статуями прихожие городских квартир как-то не принято, я решила, что это все-таки не статуя, а человек.

Женщина среднего возраста, средней комплекции, в пальто, шапочке и полусапожках. Не очень элегантных, стоптанных, но наверняка удобных.